Сон № 9 - Дэвид Митчелл

разлепляю опухшие веки. Мой язык лежит в тазике для бритья.

Ах, если бы проблемы тоже можно было смыть в унитаз.

В кино люди убегают по крышам. Пытаюсь открыть окно, но оно для этого явно не предназначено, кроме того, я не умею ползать по стенам. Разглядываю людей на замусоренных улицах, завидую всем и каждому. Может, устроить пожар? Чтобы сработали сирены и разбрызгиватели? Я следую за пожарными датчиками до конца коридора, только чтобы что-то делать. «В случае пожара дымовая пожарная сигнализация автоматически разблокирует эту дверь». Дядя Асфальт говорит, что отели любви проектируются таким образом, чтобы не допустить побегов, – лифт всегда доставляет вас прямо к администратору. Что еще делают в кино? Шепчут: «Бежим через черный ход». Ну и где этот черный ход? Обследую другой конец коридора. «Аварийная лестница. Выхода нет». Черный ход всегда идет через кухню. Смутно припоминаю, что Даймон, да сгниют его яйца, говорил что-то про кухню. В отелях кухни обычно в цокольном этаже. Выскальзываю за дверь, начинаю спускаться по лестнице. Тупо смотрю вниз через перила. Квадратик пола внизу размером с почтовую марку. Такой путь к спасению избрал Аояма. Стараюсь ступать быстро и бесшумно. Что сказать, если меня здесь поймают? Что в лифте на меня накатывает приступ клаустрофобии. Заткнись. Вот и первый этаж. Большая стеклянная дверь ведет к стойке. Там маячит амбал-администратор. Бывший борец сумо. Ждет меня. Лестничный пролет уходит вниз, еще на один этаж. Можно молить о пощаде или рискнуть и продолжить спуск. Администратор щурится, вглядываясь в гроссбух. Вряд ли этот тип делит ложе с милосердием. Проскальзываю мимо стеклянной двери – Атлант со своим глобусом загораживает обзор – и крадусь вниз по ступеням, к двери с надписью «Служебный вход». Ох, хоть бы она была открыта. Дверь не открывается. Толкаю изо всех сил. Она вздрагивает и поддается. Спасибо. За дверью – душный коридор с предохранительными щитками и трубами вдоль стен. В конце коридора еще одна дверь, к ней прислонены швабры. Поворачиваю ручку и толкаю. Ничего не происходит. Толкаю изо всех сил. Дверь заперта. Хуже того – я слышу, как открывается стеклянная дверь этажом выше, а я не захлопнул за собой «Служебный вход».

– Эй?! Там кто-нибудь есть? – Господин Сумо.

Меня окатывает жаркая волна страха. Что делать? В отчаянии барабаню в запертую дверь. Туфли господина Сумо шаркают по ступеням. Снова стучу. И вдруг задвижка лязгает, дверь распахивается, и какой-то повар гневно таращится на меня – позади него стучит и булькает залитая флуоресцентным светом кухня.

– Наконец-то! – рявкает он. – Это ты – наш новый муссбой?

У него взгляд как у дьявола.

– А?

– Ну, признавайся, ты – наш новый муссбой?!

Господин Сумо почти здесь.

– Да, я ваш новый муссбой.

– Заходи.

Он втаскивает меня внутрь, захлопывает дверь и, даруя мне первую передышку за это утро, закрывает задвижку. «Шеф-повар Бонки», – написано у него на колпаке.

– Да как ты смеешь в свой первый рабочий день явиться с опозданием на сорок пять минут и в нищенских лохмотьях? Сними бейсболку, когда находишься в моей кухне!

У него за спиной младшие повара и поварята наблюдают за человеческим жертвоприношением. Я снимаю бейсболку и кланяюсь:

– Прошу прощения.

Пар, угар, баранина и газ. Ни окон, ни дверей. И как же мне отсюда выбраться?

Шеф-повар Бонки рычит:

– Хозяин огорчен. А когда хозяин огорчен, мы все огорчены. На нашем корабле строгие порядки! – Внезапно он начинает орать во все горло, и остатки моих нервов рвутся в клочки. – А что мы делаем с матросами, которые работают спустя рукава?

Весь кухонный народ, вздымая кулаки в воздух, хором повторяет:

– К акулам! К акулам! К акулам!

Я начинаю всерьез подумывать, не лучше ли сдаться господину Сумо.

– Пойдем, муссбой. Хозяин с тобой разберется.

Меня торопливо ведут мимо сверкающих разделочных столов и полок с кастрюлями и сковородками, мимо вертушки с учетными карточками. Дверь. Ох, пусть там будет дверь!

– Вот здесь ты будешь отмечаться, если Хозяин простит тебе твой позорный проступок.

Господин Сумо, должно быть, уже перед дверью с задвижкой. Меня беспокоят все эти кухонные ножи. Какой-то мальчишка с приплющенным носом драит пол зубной щеткой – шеф-повар мимоходом отвешивает ему пинка. Мы заходим в тесный кабинет, где визжит, скрежещет и шепчет станок для заточки ножей. В дальней стене кабинета распахнутая дверь – ступени ведут наверх, во двор, заваленный мешками с мусором. Шеф-повар стучит по косяку и выкрикивает:

– Новый муссбой прибыл для выполнения своих обязанностей, Хозяин!

Точильный станок смолкает.

– Finalemente[73], – говорит Хозяин, не оборачиваясь. – Заводите этого негодяя сюда.

Его голос слишком высок для его внушительной комплекции. Шеф-повар отступает, подталкивает меня вперед. Хозяин поворачивается. На нем маска сварщика, из-под которой виден крохотный рот. В руках – мясницкий нож, такой острый, что им впору кастрировать быка.

– Ступайте, шеф-повар Бонки. Повесьте на дверь табличку.

Дверь кабинета захлопывается. Хозяин пробует лезвие на язык.

– Будешь и дальше ломать комедию?

– Простите, господин?

– Ты ведь вовсе не тот муссбой, который с таким рвением прислуживал мне в «Лягухе Иеремии»?

Придумай что-нибудь, быстро!

– Э-э, верно. Я его брат. Он заболел. Но он не хотел подвести команду, поэтому прислал меня.

Неплохо.

– Какая невероятная самоотверженность!

Хозяин делает шаг вперед. Это не предвещает ничего хорошего.

Я упираюсь спиной в дверь.

– Всегда к вашим услугам, – произношу я.

Там какой-то шум или мне послышалось?

– Вот именно, к моим услугам. К моим. Заруби себе на носу. А теперь потрогай. Мусс упругий.

Смотрю на отражение своего лица в черном стекле его маски и теряюсь в догадках, что именно должен делать муссбой.

– Вы – виртуоз, Хозяин.

В кухне начинается суматоха. Пробежать мимо него к двери во двор – пустая затея. Хозяин сопит. От него несет печеночным паштетом.

– Отщипни его. Мусс нежен. Нарежь его. О да. Мусс мягок. Так мягок. Понюхай. Мусс податлив. Да-да. Мусс податлив.

Четыре жирных пальца тянутся к моему лицу.

Чей-то вопль:

– Эй!

– Досадно. Досадно.

Хозяин приподнимает крохотную шторку рядом с моей головой, за которой скрывается глазок. Крохотные губы сжимаются. Он хватает тесак, отталкивает меня, распахивает дверь и врывается в кухню.

– Гнида бордельная! – орет он. – Тебя предупреждали!

Краем глаза вижу, как господин Сумо перекидывает помощников повара через разделочные столы.

– Тебя предупреждали! – вопит Хозяин. – Тебя предупреждали, что ожидает сводников из преисподней, разносчиков герпеса и сифилиса, которые оскверняют чистоту моего корабля!

Он швыряет тесак. Нет смысла дожидаться окончания разборок – я вылетаю за дверь, несусь вверх по ступенькам, перепрыгиваю через пластиковые мешки